Рассказ «Поворот»

Предисловие
 

Прежде чем вынести на ваш суд этот рассказ, я должен предварить его коротким пояснением. Это необходимо для правильного понимания. Во-первых, форму рассказа тема приобрела не сразу. Первоначально вещь задумывалась как небольшая повесть о разочаровавшемся в жизнь человеке, попавшем в круговорот уличной торговли, о людях, добывающих себе пропитание этим нелегким ремеслом, об этом своеобразном, жестоким и одновременно, курьезном мире уличной торговле. Однако в процессе написания тема потеряла свою актуальность и работа была остановлена. Часть написанного материала осталась. Удалив из текста все лишнее, все, что впоследствии должно было получить развитие, но не получило, вышел вполне законченный рассказ, хотя и с напрашивающимся по контексту продолжением. Что же касается продолжения, ответить на этот вопрос я затрудняюсь, возможно, когда-нибудь оно и появится, возможно — нет. Поэтому прошу строго не судить и принять рассказ таким, каков он есть. Спасибо за понимание и внимание.
 

Поворот

 
1998 год оказался в судьбе Ильина поворотным. Дорожка, по которой катилась его жизнь, по независящим от него обстоятельствам, вдруг резко вильнула и побежала в совершенно противоположном направлении, уводя его далеко в сторону от намеченной цели, вследствие чего, жизнь Петра Александровича рухнула, как карточный домик. С глаз его слетела пелена, и ему открылось, что все, во что он свято верил, к чему стремился, ради чего поступился всем самым дорогим, что у него было, оказалось миражем. Он понял, что ошибался. Камень, на котором он строил свою жизнь, в действительности оказался хлипкой болотной кочкой, которую он по недоразумению принял за твердыню. Кочкой, которая предательски выскользнула у него из-под ног в тот самый момент, когда он вступил на нее всем весом своего существования. Лишившись опоры, он угодил в трясину и стал тонуть, медленно погружаясь на дно.
Собственно говоря, с этого и началось его падение, медленное, но неуклонное схождение в ад, обо всех перипетиях которого нам поведает сам Петр Александрович, так как кроме него самого, вряд ли кто сделает это лучше и правдивее.
— В тот год мне исполнилось тридцать пять лет. На первый взгляд, ни чего из ряда вон выходящего тут нет. Возраст, как возраст, очень даже перспективный. Как говорят, возраст расцвета. Расцвета не только физиологических, но и духовных сил, когда в полной мере раскрывается заложенный в человеке потенциал. Однако именно этот возраст и сыграл роковую роль в моей судьбе.
Дело в том, что тридцати пятилетие закрывало мне дорогу к получению высшего образования. А в свое время я хотел учиться сразу на двух факультетах, филологическом и философском, но, по ряду независящих от меня обстоятельств, о которых я умолчу, осуществить задуманное мне не удалось.
Конечно, все сваливать на обстоятельства глупо. Какими бы стесненными они не были, в них всегда играет огромную роль человеческая воля и многое зависит от самого человека. Так что обстоятельства, это еще не приговор. Из любой ситуации есть выход. Все это я отлично понимаю и вины с себя за случившееся не снимаю, по крайней мере, в одном точно. А именно:
В то время, когда все нормальные люди занимались собой, строили свою жизнь, женились и выходили замуж, получали образование и приобретали специальности, да и вообще, просто укоренялись в жизни, пуская в нее корни, я, если так можно выразиться, витал в облаках, строя воздушные замки. И в место того, что бы последовать их примеру и заняться собой, создать семью, получить образование или обзавестись, на худой конец, приличной специальностью, которая бы обеспечила мне достойное существование, я совершенно об этом не думал. И, как итог, оказался у разбитого корыта, или, как однажды метко заметил один мой знакомый, пополнил ряды неудачников, став одним из них. Так что когда наступило прозрение и я спохватился, оказалось уже слишком поздно, время ушло.
Не знаю, как теперь, а в те годы возраст играл решающее значение для поступления в ВУЗ. Возрастная планка ограничивалась тридцатью пятью годами. Это был максимально допустимый срок для подачи заявления. Выше этого не имело смысла даже пытаться. Комиссия просто не рассматривала заявление. Во всяком случае, что касается бесплатного обучения. Платное образование можно было получить в любом возрасте. Тут ограничения не действовали. В силу вступали уже другие законы, экономические. Желаешь учиться, пожалуйста, плати деньги и учись. Но для меня этот вариант был не приемлем. На платное обучение у меня не было средств, а для бесплатного я уже не годился по возрасту.
Вот и вышло, что остался я недоучкой, с багажом знаний, равным тогдашнему не полному среднему образованию, что соответствовало восьми классам, плюс самообразование, которому я уделил несколько лет. Но все это было не то. Последнее хоть и заполняло собой многие пробелы в системе знаний, но тягаться с академическим образованием, и уж тем более заменить его, не могло.
Конечно, отсутствие высшего образования это еще не трагедия. Многие люди прекрасно обходятся и без него. Причем, не испытывая от этого ни какого дискомфорта, за исключением разве что тех редких случаев, когда при поступлении на новую работу им требуется заполнить анкету, отобразив в ней соответственное положение. Да и далеко ходить не надо. У меня самого есть немало таких знакомых, чей уровень знаний оставляет желать лучшего. Тем ни менее, они великолепно себя чувствуют. Им нет дела до метафизики и попросту на нее плевать. Умеют писать, читать, считать и этого вполне достаточно. Более того, я убежден, заставь их учиться, большинство из них сочли бы себя самыми несчастными существами на свете.
Наверное, и я бы разделял их чувства, будь я один из них. Но я не относился к числу тех беспечных в кавычках счастливчиков, для которых знания — обуза. Как раз, наоборот. К вопросу обучения я относился серьезно. Для меня образование было не просто формальной галочкой, вроде закорючки в анкетной графе или модной корочкой, которой я мог, при случае, щегольнуть перед знакомыми. Для меня знания были священны. Имели ту же значимость, что для верующего его божество. Я связывал с образованием свое будущее, намереваясь, если так можно выразиться, использовать полученные знания в качестве фундамента, на котором рассчитывал построить свою жизнь, возведя из нее величественный храм искусства.
Я хотел посвятить себя литературе. Хотел писать! Для меня это было всем, альфой и омегой. Смыслом моей жизни. Моей голубой мечтой. Все остальное в сравнении с этим казалось несущественным. Семья, работа, социальное положение, да абсолютно все, я готов был пожертвовать всем этим ради одного, возможности заниматься любимым делом,- писать. И вот тут-то возникало непреодолимое препятствие. Специфика литературной деятельности требовало знаний. Много знаний! Писатель обязан обладать обширной разносторонней информационной базой, попросту, — иметь огромный багаж знаний, которых у меня не было. А без базы… Без знаний… Осуществить мечту невозможно. Увы! Это немыслимо. Об этом нелепо даже думать. Писатель недоучка! Это все равно, что колодец без воды, ручка без чернил, птица без крыльев. Что может быть печальнее и смешнее? Да и что можно создать без знаний, на пустом месте, имея за душой лишь одно голое желание? Ни чего. Абсолютно ни чего! И какие бы грандиозные замыслы не рождались, какие бы не приходили глубокие идеи, без знаний они – ничто. Бестелесные призраки, жаждущие воплотится, принять плоть и кровь, но, увы, обреченные влачить жалкое существование бесплотных сущностей. Более того, это как раз тот случай, который приводит к обратному эффекту, по поговорке, «когда чем лучше, тем хуже». Вот и выходит, что чем грандиознее проекты, чем глубже и оригинальнее идеи, тем тягостнее человеку их в себе носить. Сила, которой они заряжены, не находя выхода наружу, оборачивается против человека. И нет, пожалуй, более мучительного состояния, чем осознание своего внутреннего потенциала, с одной стороны и невозможность его реализовать, с другой. Это бомба, бомба замедленного действия. Она разрывается не всей мощью сразу, а постепенно, день ото дня, год то года, разрушая человека изнутри, разрывая его по кусочкам, разъедая, как кислота, ввергая его в бездну отчаяния и страданий.
И таким человеком был я. С тех пор, как пришло осознание случившегося, моя жизнь превратилась в ад, который, как мне казалось, не оставлял меня ни днем ни ночью. Я забыл, что такое сон. Забыл, что такое радость. Не выразимая тоска и отчаяние поселились в моем сердце. Они сверлили меня беспощадно и днем и ночью, не давая покоя ни на минуту. Казалось, ход времени изменился. Привычное течение оборвалось. Время сжалось в комок и остановилось. Я недоумевал. Я пробуждался с тем же чувством, что и засыпал, и не мог понять, а спал ли я вообще. Выглядывал из-под одеяла и косился на окно, стараясь определить, какое сейчас время суток, день или ночь, утро или вечер. Итак, изо дня в день.
Усугублялось это еще и внешними обстоятельствами. На тот момент я был безработным и целыми днями просиживал дома, совершенно не представляя чем себя занять. А это было не выносимо. По сути, я изводил сам себя. Вместо того чтобы отвлечься и не о чем не думать, посмотреть телевизор или куда-нибудь сходить, я безвылазно сидел дома, и сам себя накручивал, думая только об одном, о себе и о своей жизни, которая, как мне казалось, безвозвратно потеряна. Все теребил и теребил эту болячку, но легче мне не становилось. Наоборот. Было только хуже. От этих мыслей меня обуревала такая жалость к себе, что на глаза наворачивались слезы. Здравый смысл мне подсказывал, «забудь! Прошлого не вернешь. Выкинь все из головы и тебе сразу станет легче». Но как? Как выкинуть? Как в одночасье забыть то, что для тебя является самым дорогим, без чего, по сути, и жить то не зачем? Все это я понимал, но ни чего с собой поделать не мог. И продолжал себя жалеть, оплакивая свою загубленную жизнь.
Конечно, будь у меня на тот момент хоть какая то работа, мне было бы легче, значительно легче все это пережить. Элементарное общение, вот что мне требовалось. В тот момент это было мое единственное спасение. Нужно было просто с кем-то поговорить, неважно о чем. Главное, что бы был собеседник, который бы помог мне отвлечься от этих тягостных дум. И все. Этого было вполне достаточно.
И работа скоро нашлась. В этом мне поспособствовал случай, в лице одной маминой знакомой. А вышло это так.
Делая на рынке покупки, мамина знакомая встретила там моих будущих боссов. Совершенно случайно она стала невольной свидетельницей их вербовки на работу одного из местных продавцов, который упорно отказывался от их предложения, не желая менять место работы. Хотя специфика работы была такой же, продажа книг. Мужчина торговал на рынке книгами.
— Да ты только сравни,- говорили будущие боссы,- тут проходимость и там, где больше? Да и какая тут к черту торговля? Ты глянь, ну кому здесь нужны книги? — И, демонстрируя свои слова наглядно, боссы очертили в воздухе рукой круг, указывая несговорчивому продавцу на бурлящий людьми рынок, на снующих мимо него людей, не обращающих ни какого внимания на его товар. А всех, казалось, интересовало только одно, дешевые продукты питания, за которыми выстраивались длиннющие очереди. А за то время, что боссы затратили на уговоры, продавец еще не продал не одной книги. Его, вообще, как будто не замечали.
— И много ты тут наторгуешь,- продолжали босы, акцентируя внимание продавца на зарплате. – А у нас, как минимум, в два три раза больше. Да и ассортимент у нас, — усмехнулся один из них, небрежно поддев пальцем выцветшую на солнцепеке книгу, с покоробленной обложкой и пожелтевшими страницами, давно уже утратившую товарный вид. Он сделал это нарочно, желая продемонстрировать все преимущества предлагаемой им работы. – Такие мы по уценке продаем по десятке или выбрасываем,- продолжали они.- Так что ты подумай.
— Да нет. Я же сказал, не хочу!- наотрез отказался продавец. Видно было, что этот разговор его тяготит. Ему уже изрядно надоело, и, чтобы от него, наконец, отстали, добавил,- я живу вон в той точке,- сказал он, кивнув головой в сторону соседнего дома.– Кировский завод, черте где! Зачем мне куда-то тащится через весь город,- покачал он отрицательно головой и поставил точку.- Нет!
И боссы отступили ни с чем.
И тогда, зная, что в настоящее время я нуждаюсь в работе, мамина знакомая, набравшись смелости, обратилась к боссам и предложила им на эту должность мою кандидатуру, отрекомендовав меня, как человека добросовестного и не глупого, который бы легко мог справиться с этой не хитрой работой. Боссы заинтересовались и после короткого с ней разговора попросили у нее мои координаты. Она им дала мой домашний телефон. Те, должно быть, посовещавшись между собой, решили меня попробовать и передали информацию по инстанции ниже, и спустя несколько дней мне позвонили.
Звонивший представился Анатолием. Задав ряд формальных вопросов, о прописке, возрасте, семейном положении и тому подобном, и, получив на них исчерпывающие ответы, он спросил:
— Значит, хотите работать продавцом?
— Да,- ответил я.
— Хорошо,- одобрил он и стал описывать ситуацию.- Фирма занимается реализацией печатной продукции, журналов, газет, книг. Я отвечаю в ней за книги. В связи с расширением, вчера мы открыли новую точку у метро Кировский завод,- уточнил он географические координаты,- нам требуются два продавца, точнее, один, одного мы вчера уже взяли,- поправился он.- Так вот. Работа, собственно говоря, не тяжелая. Единственный, пожалуй, недостаток, хотя это для кого как, работать приходится на улице. Вас это не пугает,- спросил он.
— Нет.
— Отлично. Значит, работать мы начинаем в десять тридцать и заканчиваем в семь вечера,- продолжил он.- Утром грузчик вас выставляет, вечером снимает. От вас требуется лишь помочь ему, где то поддержать, где то поправить, где то подтолкнуть телегу. В общем, самому таскать коробки не надо. Склад то же рядом. Если идет дождь, день, конечно, выпадает. В дождь мы не выставляемся. До двух ждете на складе, если дождь не кончается, идете домой. Все цены на книги указаны в прайсе, там же разрешение на торговлю и сертификаты. Потом увидите. Так, теперь, что касается зарплаты. Десять процентов от выручки. На десять тысяч наторговали, тысячу получили. Деньги ежедневно. День отработали, вечером я приехал, посчитались, получили зарплату. Минималка сорок рублей.
— А это что такое?– поинтересовался я.
Вместо ответа в трубке послышался глубокий вздох выдох. Несколько секунд он молчал, после чего, ответил.
— Мало ли вы сутра выставились, грузчик ушел и на весь день зарядил дождь. Так вот, не зависимо от того, продали вы что то или совсем не продали ни чего, получаете сорок рублей за выход.
— Ясно,- сказал я.
— Это хорошо, что ясно,- сказал он, как мне показалось, уставшим голосом.– Еще вопросы есть?
— Нет.
— Тогда, пожалуй, все,- сказал он.– Если вас предварительно все устраивает, тогда давайте сегодня вечером встретимся. Я в любом случае должен на вас посмотреть, переписать ваши паспортные данные и там уже тогда обговорим все детали,- закончил он.
— Хорошо,- согласился я, подумав про себя, «ну не ирония ли судьбы? Человек, который мечтал писать книги, оказывается в роли продавца чужих книг». Однако зацикливаться на этой мысли не стал, сочтя это преждевременным. Ведь я еще не стал продавцом и мог им не стать. Меня могло, что то не устроить, мог не устроить я, да и вообще, могло случиться все, что угодно. Но, так или иначе, мысль эта бесследно не прошла. Она запала мне глубоко в душу и потом еще не раз всплывала на поверхность, отравляя мне жизнь.
Встретившись в тот же вечер с Анатолием у метро Гражданский проспект, мы обстоятельно побеседовали, обсудив все детали моей будущей работы и на следующий день, к одиннадцати часам утра я вышел на стажировку, а еще через день, на самостоятельную работу.
Так началась новая страница моей жизни.
Поначалу все шло очень плохо. Не успел я отработать неделю, как испортилась погода. Зарядили дожди. Причем, не кратковременные на час или два, а с утра до вечера. Я либо не выставлялся вовсе, либо весь день простаивал под пленкой. А что такое для лоточника дождь? Крах! Все равно, что для земледельца засуха, сколько не трудись, результат один,- неурожай. Так вот и у меня. Пошли дожди, и заработок резко упал. Он и раньше то выше трехсот рублей в день не поднимался, а теперь и вовсе скатился до минималки, которую я получал за выход. Но что такое сорок рублей в день? Слезы! На одну дорогу уходило только шестнадцать. Жетон туда, жетон обратно, причем, при условии, что от дома до метро и от метро до дома я топал пешком. Десятка уходила на сигареты. И оставалось четырнадцать рублей, как раз на бутылку пива или буханку черного хлеба. И все.
Так я и жил, увязая в долгах, как в болоте, занимая у одного знакомого и отдавая тут же другому. И ни каких перспектив, кроме низко ползущих дождевых туч. Я даже стал подумывать о смене работы. Ведь на такие средства не только жить, существовать было не выносимо. И я бы, наверное, ушел, если б меня не перевили на другую точку, где мое финансовое положение стало выравниваться, как крен тонущего корабля.
Как раз в это время из фирмы уволились сразу два продавца, и нас, меня и моего сменщика, с которым мы делили точку на Кировском, перебросили на замену выбывших. Его отрядили на Нарвскую, меня в Автово. Но он оказался в более выгодном положении, чем я. Ему досталась точка в персональное владение, где он работал пять дней в неделю, с двумя выходными, тогда как я вынужден был разрываться между двумя станциями метро, Автово и Кировский завод. Два дня в Автово, три дня на Кировском, что было очень неудобно. Согласитесь, одно дело спокойно работать на одном месте и совсем другое, скакать с точки на точку, курсируя, как челнок, между двумя станциями, таская с собой сумку со спецодеждой. Причем, он мог брать себе выходные по своему усмотрению, когда ему вздумается, а я нет. У меня был жесткий график. В Автово я работал на подмене.
Поначалу мне это не нравилось. Я все не мог взять в толк, почему боссы отдали предпочтение ему, а не мне. Чем он был лучше меня? Но оказалось, все дело не в симпатии, а в стаже. Он вышел на работу на день или два раньше меня, и это сыграло решающую роль в нашем назначении. Как потом выяснилось, в фирме это был закон. Предпочтение отдавалось всегда тому, чей стаж был больше, пусть даже как в нашем случае, с разницей в два дня.
Потом, правда, обжившись на новом месте, я был даже рад, что не попал на Нарвскую. Не знаю почему, но Автово мне нравилось значительно больше. Я чувствовал себя там, как дома. Наверное, все дело было в тех людях, которые там жили, и с которыми я скоро сдружился. Они вызывали у меня симпатию и это чувство, должно быть, автоматически окрашивало все. Так что Автово стала мне близка по духу.
Прошло еще немного времени и мое положение с бывшим моим напарником уровнялось. Парень, ранее занимавший в Автово роль ведущего продавца, уволился, и точка перешла в мои руки. Колесико провернулось, и сработал механизм перестановки. Мое прежнее место на Кировском заводе занял новичок, и мне уже не нужно было курсировать между двумя станциями. Теперь я работал на одном месте, пять дней в неделю, с двумя выходными.
Официально мой рабочий день начинался в половине одиннадцатого утра и заканчивался в семь часов вечера. Обычно я приезжал чуть пораньше. Где-то в десять пятнадцать выходил из вестибюля метро на улицу, окидывал взглядом небо, и если оно было ясным, шел на склад, где хранились книги, и там переодевался.
Склад находился неподалеку от метро в глубине дворов. Он располагался в полуподвальном помещении, представляя из себя крохотную, четырех метровую, коморку, в которой мы ютились вместе с газетчиками. А помимо книг, в Автово еще находились три газетные точки, которые принадлежали нашей фирме. Скарба у них было не меньше чем у нас. Коробки, ящики, столы, стенды, зонты, кипы газет и журналов. И весь этот инвентарь четырех точек хранился в одной крохотной коморке с высотой потолка не превышающей полутора метров. Можно себе представить, сколько там оставалось свободного места. Ни сколько! Так что находиться там всем продавцам сразу было невозможно, тем более, переодеваться. К счастью, книги выставлялись гораздо позднее. Газетчики начинали с шести тридцати и выставлялись в любую погоду, дождь, метель, мороз. Так что когда я приезжал, ни кого из них на складе уже не было.
Обычно меня уже поджидал там грузчик. Был у нас тогда такой Дима, по кличке Роджер. Кто его так окрестил, я не знаю, но когда я впервые его увидел, мне стало ясно, что иначе назвать его было не возможно. Это был классический случай, когда прозвище полностью соответствовало оригиналу и было от него неотделимо, как кожа руки от самой руки.
Помниться, что перед тем, как впервые выйти в Автово на работу, я получил от Толика такую инструкцию.
— Да, вот еще что,- спохватился он, вспомнив, что забыл сообщить мне главное.
— Грузчик там другой, не Серега, а Роджер. Ты его знаешь?- спросил он.
— Нет,- покачал я головой.
Толик усмехнулся, на секунду задумался, после чего продолжил:
— Внешность его я описывать не стану, ты его и так сразу узнаешь,- сказал он и снова как то странно заулыбался, как будто вспомнил что то смешное.– Он будет ждать тебя у склада. Увидишь, не пугайся,- предупредил он, улыбаясь.
— А что такое,- спросил я, заинтригованный.
— Да так. Сам увидишь,- сказал он, уклончиво. И, не выдержав, вдруг выпалил,- ну, Роджер есть Роджер,- и развел в стороны руки, показывая, тем самым, что его надо лицезреть самому. Потом он коротко простился и ушел, оставив меня в недоумении.
Как я уже и говорил, это был классический случай, когда прозвище оказалось неотделимо от оригинала. Выглядел Роджер так: был высок, среднего телосложения, по виду лет двадцати пяти, с лицом, украшенным ярчайшей солнечной улыбкой, не поддающейся ни какому описанию и свисающими из носа двумя висюльками. В общем, глянешь на него и сразу поймешь, — Веселый Роджер. Хотя, по сути, безобиднейшее существо на свете, с которым природа сыграла злую шутку.
По работе у меня к нему претензий не было ни каких.
Так вот, приходил я на склад, забирался в складскую коморку и переодевался, а Роджер в это время грузил на телегу коробки с книгами. Ставил их по две в ряд одна на другую, клал поверх коробок четыре складных стола, ставил на них коробку с пленкой, которую мы ежедневно брали с собой на случай дождя, скреплял все это специальными жгутами, что б по дороге ни чего не съехало, и вез к месту.
В то время точка располагалась не у самого метро, а на противоположной стороне проспекта Стачек, напротив шавермы и добраться туда одному с тяжелой телегой было нелегко. Проезжую часть дороги от тротуара отделяли высокие поребрики, преодолеть которые одному было почти не возможно. Груженая книгами телега весила больше ста килограммов, и затащить ее на тротуар одному человеку было не по силам. Нужно было везти ее в обход, а это долго. Поэтому я всегда ему помогал.
Обычно мы подкатывали телегу к поребрику, я брался за ручку спереди, а Роджер приподнимал телегу сзади и по счету три, одновременным рывком, закатывали ее на тротуар. Подвозили ее к нашему месту, на которое у нас имелось выданное торговым отделом исполкома разрешение, и разгружались.
Пока я расставлял столы и выкладывал на них книги, Роджер делал вторую ходку, довозя оставшиеся на складе коробки. Отдавал мне ключи от склада и исчезал до вечера. А я продолжал выставляться.
Выкладывал из коробок все книги на стол и раскладывал их, комбинируя по жанрам и сериям. Делал я это с двоякой целью. Во-первых, для удобства покупателей, что бы те ни тратили попусту свое драгоценное время, шаря глазами по столу в поисках нужной им книги, а могли сразу выбрать то, что им надо. Подошел к лотку и сразу все видно, где что лежит, фантастика с фантастикой, детективы с детективами, детская с детскими. Просто и удобно. А во-вторых, для себя. Так значительно легче было следить за сохранностью книг. Когда изо дня в день раскладываешься в одном и том же порядке, легче запоминается, где какая книга у тебя на столе находится. Достаточно лишь мельком пробежать глазами по столу, чтобы понять, какой книги не хватает. Поэтому я раскладывался всегда в одном и том же порядке.
На все это уходило у меня минут сорок. Потом я закуривал и пристраивался поверх металлического ограждения, огораживающего газон. Он был у меня в метре за спиной.
Собственно говоря, с этого и начиналась торговля. Где то часа полтора дело двигалось не плохо. Иногда даже, очень не плохо. Так бойко, что я едва успевал обслуживать покупателей, брать у них деньги, отсчитывать сдачу, давать им купленную ими книгу и записывать ее название в специальный блокнот. Вечером бригадир этот список изымал и на следующий день привозил по нему недостающие книги.
Иногда столы были облеплены покупателями так густо, что к ним было не подступиться, из-за чего меж покупателями частенько возникали стычки и словесные перебранки. Настоящий ажиотаж. Со всех сторон одновременно тянулись руки с деньгами, так что в какой то момент я переставал записывать названия проданных книг, полагаясь чисто на память. Важно было, считал я, в первую очередь продать. От этого зависел не только доход фирмы, но и моя зарплата. А все остальное было не существенно. Даже если я что то и забывал, а в суматохе случалось и такое, все равно раз в неделю делалась ревизия, и выпавшие случайно из списка книги довозились уже на следующий день.
Где то с двенадцати до четырех торговля замирала. Наступал, как я его называл, тихий час, когда делать было абсолютно не чего. К столу почти ни кто не подходил. В лучшем случае, если за час удавалось продать хоть одну книгу. А если с неба начинало капать, то и этого было не видать. Приходилось накрывать книги пленкой, раскрывать зонтик, и, подобно мультяшному пяточку, маячить вдоль столов. Это было самое тоскливое время.
Я снова оставался наедине с самим собой, со своими мыслями. В голову, как со дна взбаламученной канавы, поднималась вся муть. Мысли приходили одна черней другой. «Зачем я здесь? Нахрен мне все это надо? И не пара ли…» и им подобные. И стоило зацепиться хоть за одну из них, как тут же она превращалась в тяжелый камень и утягивала меня на дно. И, единственный способ всплыть на поверхность и выбраться из этой клоаки, было отвлечься, попить пивка, которое играло в данном случае роль балласта. Да и ходить за ним далеко было не нужно.
В десяти шагах от меня находился ларек, в котором можно было приобрести что угодно, шоколад, сигареты, минералку, соки, и, конечно же, пиво, которого насчитывалось десятка полтора различных сортов, от дорогого импортного до дешевого отечественного, на любой вкус, светлое и темное, крепкое и обычное, и даже безалкогольное. Бери, не хочу. И вот так, от безделья и хандры, бутылочку за бутылочкой, я потягивал весь день пиво, убегая от себя и своих мрачных мыслей.
После четырех часов, как по мановению волшебной палочки, торговля возобновлялась. Народ начинал возвращаться с работы домой, задерживался у столов и разглядывал книги. И скоро вокруг столов поднималась утренняя суматоха. Так что с четырех часов мне было уже не до пива. Снова нужно было успеть обслужить всех желающих, от которых не было отбоя, как утром, а иногда и похлеще. Особенно, когда выходили новые книги популярных авторов, пользующихся спросом. Тогда воистину было невпроворот. Потом, опять же, нужен был глаз да глаз, чтобы во всей этой суматохе и толчее народа что-нибудь не украли.
В сущности, почти вся дневная выручка приходилась на это время, полтора часа утренних и два вечерних. Три с половиной часа, за которые набивалась вся дневная касса. С шести вечера торговля снова затихала. Народ шел мимо, даже не обращая внимания на книги. Как раз в это время я начинал собираться. Обычно я успевал до прихода Роджера подготовить четыре коробки, чтобы он мог свезти их на склад, не дожидаясь, пока я соберу остальное.
Потом появлялся Толик, забирал у меня кассу, отсчитывал мне положенные мне десять процентов, и, желая мне удачи, преспокойно удалялся. Я шел на склад, мылся, переодевался и на этом мой рабочий день заканчивался. Я прощался с Роджером и направлялся к метро, где меня уже обычно поджидали мои новые приятели, с которыми я свел знакомство.